Архимандрит Феофан, (в миру Феодор Соколов), родился в г. Троицке 12 мая 1752 г., в небогатой дворянской семье. Чтение книг духовного содержания вместе с особым расположением к чистой жизни возбудило в душе его желание монашества, но Феодор, по требованию родителей, поступил на службу в Москву, в вотчинную коллегию. Его усердие и способности обещали ему хорошую служебную дорогу, но разразившая в 1771 году московская чума так глубоко потрясла его душу и убедила его в ничтожности земной жизни, что он окончательно удалился от мира, бросил службу и удалился в монастырь. Саровская пустынь, управляемая праведным Ефремом, с ее строгими уставами, недостаточно казалась ему суровою, он искал такого места, где была бы «жестокая жизнь» и наставника в высшей степени требовательного. Такова была Санаксарская пустынь и ее начальник, отец Феодор (Ушаков). Жизнь там напоминала времена первых иноческих общин. Монастырь обнесен был деревянным тыном, церковь была одна, деревянная, со стенами неотесанными и внутри, с волоковыми окнами; служба отправлялась при лучине. Братия ходила в лаптях и балахонах, а кафтан был один на всех и надевался лишь при выходе из монастыря. Чтоб очистить души от пристрастия к земным вещам, о. Феодор нарочно давал братии балахоны самые убогие и не по росту. Всенощная длилась семь часов, ночью вокруг тына ходили по очереди иноки. О. Феодор следил за малейшими движениями чувств и мыслей своих учеников. Основными правилами ставил полное отречение своей воли и совершенно не допускал слов: «Я не желаю, не хочу». В монастыре соблюдалось ничем ненарушимое, в полном смысле слова, общежительное житие. В такой-то школе воспитывался и Феодор; здесь изучил он монашескую азбуку: терпение, строгость к себе, безусловное послушание. Во время жизни в Санаксаре Феодор познакомился со святителем Тихоном Задонским, который приглашал его даже остаться в Задонске. В 1774 г. Феодор Санаксарский, по злобе людей на нелицеприятие его и заступничество за обижаемых крестьян, был сослан в Соловецкий монастырь. Феодор Соколов перешел, после трехлетней жизни в Санаксаре, во Введенскую Островскую (близ г. Покрова, Владимирской губ.) пустынь и здесь находился под руководством настоятеля о. Клеопы, который был постриженник афонский и долго упражнялся там в высшем молитвенном делании с о. Паисием Величковским. Перейдя в Россию и, после некоторого времени, назначенный во Введенскую пустынь, о. Клеопа ввел в ней общежительный афонский устав, чинную службу. Сам он проводил жизнь в постоянной молитве и богомыслии, братиею же управлял любовью кроткою и прощающею; заботился не столько об упражнении ее в суровых постах и трудах, сколько о водворении смирения, незлобия, миролюбия. И здесь, у такого наставника, дополнено было иноческое воспитание Феодора и, уже привыкший в Санаксаре к суровому долгу иноческому, здесь научился он высшим добродтелям: чистоте помыслов, духу любви и смирения. В 1777 г. Феодор отправился в Молдавию вместе с молдавскими иноками, возвращавшимися в свой монастырь. Он надеялся побывать на Афоне, в Палестине и затем поселиться у старца Паисия, но когда он пришел в Молдовлахию, в Тисманский монастырь, игумен Феодосий удержал его и немедленно постриг с именем Феофана. Тогда Феодору было 25 лет. Под руководством этого старца, ведшего своих учеников к высоким степеням внутренней духовной жизни, и завершилось окончательно монашеское воспитание о. Феофана. В 1782 г. о. Феофан прибыл в Петербург и, предавшись воле Божией, стал с усердием проходить возлагаемые на него послушания. Будучи ключником, он сберег половину тратившихся до него припасов. Его спокойная рассудительность, распорядительность и кротость обратили на него внимание митрополита Гавриила, который взял его в келейники и приблизил его к себе, так что все десять лет службы своей о. Феофан пользовался его неограниченным доверием. Но не хозяйственные поручения составляли главную часть службы о. Феофана. Когда митрополит близко узнал его, он стал во многих делах спрашивать его совета, поручал ему секретные дела, в особенности же сделал его помощником своим в трудах по устроению и обновлению монастырей, большинство которых, после введения штатов, находилось тогда в самом печальном состоянии. Митрополит назначил о. Феофана строителем Моденского монастыря, где он привел в порядок старые и выстроил новые здания, завел чинное богослужение и порядок в жизни братии, так что, по слухам о настоятеле, стало приходить в монастырь много новых иноков. В 1793 г. белозерские жители донесли митрополиту о крайнем упадке древней обители преп. Кирилла Новоезерского и просили назначить опытного настоятеля; митрополит выбрал о. Феофана. Обитель, расположенная на небольшом острове, на озере Новом, была в крайнем запущении. Братии было десять человек, постриженных двое; богослужение отправлял наемный священник, из белого духовенства, скудость была полная, здания падали. За время тридцатишестилетнего управления о. Феофана обитель преобразилась. Обновив дух иноческий, о. Феофан собрал многочисленную братию; заведя чинную службу, привлек богомольцев, возбудил усердие к обители и богатые жертвы. Он обновил и величественно расширил собор, выстроил почти вновь две церкви, воздвиг колокольню, возвел двухэтажные здания келлий и обвел остров на протяжении 250 сажен каменною с башнями оградою, выстроенною на сваях, вбитых в воду, соединил монастырь с ближайшим островом мостом в 140 сажен. Он ввел в обители общежитие, строгий чин богослужений, торжественное отправление служб, столповое пение, непрерывное чтение псалтири, постоянные занятия для братии. Для удобства наблюдения за жизнью иноков, о. Феофан установил жилья в три келлии, чтоб новоначальные находились под присмотром старших. Больше всего старался он управлять посредством убеждения, и поучал братию и наедине, и в полном собрании, после трапезы. Он не любил обличать в лицо, но, заметив недостаток инока, говорил о том в виде общего наставления братии. Его простые, дышавшие убеждением и кротостью поучения, производили неотразимое впечатление. Но сильнее всего действовал его пример. Он не пропускал ни одной службы, исполнял с братиею все послушания, работал на полях, ел в трапезе, носил самую бедную одежду и не имел имущества. При таком управлении старца число иночествующих быстро возросло до 80 человек. Но не на иноков только новоезерских имел влияние о. Феофан. Назначенный благочинным нескольких монастырей, он заботился об их духовном преуспеянии, особенно же плодотворны были его заботы о Горицкой женской обители, которая находилась под управлением благочестивой игумении Маврикии и в которой он бывал несколько раз в год. Приезжая в монастырь, он подолгу, после службы, беседовал с инокинями. Некоторые из бесед ими записаны. Особенно настаивал он на снискании добродетели смирения; о внешних аскетических подвигах, в применении их к Горицкой обители, где были инокини разного звания, о. Феофан держался мнения, что они должны быть применяемы по мере сил и со вниманием к прежним привычкам инокинь. Кроме иноков, к о. Феофану обращалось много мирских лиц. Он принимал всякого; наставления его имели то свойство, что как будто бы служили поучением скорее самому о. Феофану, чем его собеседнику; и беседою своею старец доводил его до того, что собеседник высказывал сам нужную для себя истину, а о. Феофан служил возбудителем в нем душевной теплоты. Если приезжие желали, о. Феофан по глубокому смирению своему, приходил по их зову в гостинницу; когда же посетитель уходил от него, он всякого провожал до сеней и на крыльцо. Многие объясняли ему свое положение в письмах, на которые он отвечал с заботливостью; особенно замечательны письма его к мирским лицам, которые впоследствии стали монахинями горицкими; в них о. Феофан поддерживал первые проявления религиозной ревности, которая впоследствии проявлялась в пламенном чувстве воодушевления. Лиц, живущих в миру, предостерегал от пристрастия к мирским обычаям, объясняя их вред, и внушал верность к Церкви. Слух о трудах о. Феофана дошел и до Петербурга. Государь Александр I пожаловал ему митру и наперсный крест и, по его ходатайству, увеличил штат Новоезерского монастыря. В 1828 г. о. Феофан сильно ослабел, в праздник Рождества собрал все силы, пришел в трапезу и сказал братии наставление, прося молиться, чтоб ему мирно отойти. Он написал завещание, в котором просит сохранять введенный им устав, и распорядился несколькими рясами и несколькими книгами — единственное, что он имел, и затем просил уволить его на покой. Назначенный, по его указанию, преемником ему игумен во всем повиновался ему, но о. Феофан вел себя по отношению к нему, как к начальнику. Он еще строже стал исполнять свои прямые обязанности; посещая без пропуска службы церковные, никогда не садился в храме. В конце 1832 г. о. Феофан посетил в последний раз Горицкий монастырь, и беседа его отличалась тою ясностью и спокойствием, которые отличают подвижников при конце их пути. Он вернулся домой больной, и 3 декабря 1832 г. на 81-м году жизни после причастия и елеосвящения, тихо преставился, в присутствии лишь одного келейника своего, произнося имя Господа Иисуса Христа.