Юродивая Евдокия Родионова
память 24 декабря /6 января
Родилась 04.08.1803 г. в деревне Большая Новинка Череповецкого уезда. С 17 лет начала вести странническую жизнь, юродствуя. Вместе с первыми сестрами вновь образованной общины переселилась в Леушино. Отличалась даром прозорливости: предвидела убийство Александра I, приезд в общину новой настоятельницы игум. Таисии. Еще за год до ее назначения, она расхаживала по монастырю, размахивая палками, покрикивая и припевая: «Таисья больше всех, — кланяйтесь ей. Ха-ха-ха. Таисья больше всех». Когда стало известно об увольнении монахини Леонтии, сестры, терзаясь страхами за свою дальнейшую судьбу, спрашивали у блаженной, кто будет их новой начальницей. И как-то, юродствуя, она сказала им: «А вот, коли приедет к нам начальница с колоколом, то будет нам мама, а коли без колокола будет, — обратно отошлем; нам, мол, с колоколом надо, к Благовещенью звонить надо». Игум. Таисия действительно прибыла в Леушино с колоколом, пожертвованным ей на пути мологской купчихой Гамулиной, и зазвонили в этот колокол в первый раз на праздник Благовещения. Скончалась Евдокия Родионова 24 декабря 1886 г. в Леушинском монастыре. Игуменией Таисией (Солоповой) написано подробное ее жизнеописание.
Из дневника мяксинского крестьянина Вонифатия Ловкова страничка за 1886 год.
4-го Марта, во вторник.
Утром тятя пришол, я ещё спал. Вызвал вести каменья в Леушино. И Матвея Родионова работница везла. Чай пили в большем корпусе. Потом я сошол Родимой, Искать Её. Нашёл у Дарьи и Пелагии, Тут меня чаем поили опять. Мне Родионовна5 подарила пояс и говорила Много, но Не всё только поймешь. А именно говорила следующее:
«Заколют, задавят, Потрошить станут, так пускают только все забоятся. У тебя три ноги, Марфа беременна, все попутает. За Питером все знают, Тятя уехал6 . Теперь, понял, всякой день сход у Алёны Колоколены. Серпам, косам бить будут, боле не говри, больше молчи. Задавят, задавят на Быстрине. Пошто-бы вам деветь дорожек все заказывать? Все бежали, он простудился, вот упокой. С Маткомы здоблялся в Москву. Остриги волосье, ищо не ето будет, ищо Лазейка не ломана, Сундуки расколют. Потащили Семена. Молчи,…, Мариша, задавят окаянную, Убытку 5 рублей, упокой хорошо. На Христов день новой поп у вас будет, блять окаянная. Как съедет, так Упокой всех в одну яму. В Саникове дьячко Попа Макарке Скупой, где ты женат…
Накукуешься еще. Лето долго, все Мучится, вон, не идет. Меня охота выжить, она все отняла, некто не узнал. Я думала, от Микол, Едакой-то разбойник Подлому денги Кует. Не пустили начевать, до смерти бьют. Шапочки все послали, не обрать, большой, так и поп опился Саникоской. Куда идти? Они навоются, ой, ой. Нянку упокой, перью и запишу, ой, бить-то станут. Олене Колоколене скоро похоронила, все оманывали. Пиши все, Яша Кривой все не не (дважды «не») подает. На што Ево угадаю? Это покойник Пишет. Я Толкнула, вот не скажешь, Окаянной. Не сказывает».
Я дал Гривеник, она положила в рот. Я усмехнулся, она говорит:
«Смешной быть Стану, Парасковья. Все в Москву».
Я спрошал, куда посылать писмо? Она Сказала:
«В Питер. И Царицу убила. Писали, Самому-то не удти, все бить Царя. Так убьем, на погосте далеко! Алёна, давай огня, убили до смерти».
О пожаре.
«Востер был, пущай поучится Лапацков. С потачки Парасковью Сожгут богатую. Пошёл зажигать. Семен-то хохочет – Пущай Горит, на Лукинском никто не згорел. Париться станет, тебя не узнали, никто не узнали. Эх, станут каких таскать, Нам не жаль. Повись-же, Ступай-же ко Спасу, покушай же. Очень Смеются: Эй, …-то што! Эй, …-то што! Упокой, Господи. Вот, не боится, нашто не взял? нашто умер? какие?
Скоро удем. Ах ты! Москва едет. Пойдем-же, заж[ж]ем-же все. И зажгли. Некогда начевать. Где начевать? – бог знает, где. Теперь к Алене пойдемте. Бабы славные Палку любят. Костыгам, Лаптям, оборам, что Катюши и Паранушки, все знает Марфа, какая проворная Александра убьет до смерти. Юшкова-то я все била 3 часа, все била. Кричат в Москве, в Москву заказывали! Все изрежу и закажу заколоть Анну Черепоскую. Пиши: Задавишь – Сын жив. Ой, Господи все то Узнает. Так все Готово, теперь таскают. Ой, ой, я к обидне не хожу. Анна пришла, все остригла, кто Слепой, кто Кривой, все кривые будут. Александрина Ковшик я в лахань брошу. Могила перста(?) Александра. Ха, ха. Вдали да радели, бутьто выдти не можно. Мама, мама, С Маткомы давить Станут. А ты поняла, Огафья? Не поняла, пойдем есть. Упокой, Господи. Тихо пишешь, робко. Скорая (скорее – В.К.) одай, отдай Подать. Все бы написала, Мало больно написал. До смерти убила. Подымает, все Готово, дожидается. Начал таскать, тихо больно. Москва то сей час написала».
Я спрошал, когда Суд будет?
«В Вербное воскресень[е] наказывать будет, т.е. 6-го Апреля. А в Христов день бить будут, не помилую[т]. Все плакать станут, упокой хоронять Станем».
Ещё спросил: «Что? В турму посадят?»
«Посадят коли охота. Из-за вас, дьяволов, все бить Станут, все таскают (т – зачёркнуто). Вот-те Изюм останется мертвой Что мертвой».